I

Шел солдат с войны домой. Дошел до часовни, вспомнил, — завещана у него была Николе свечка, поставил свечку, и денег у него уж ни копейки.

Идет перелеском, есть захотелось сильно, а жилья близ нету. И так ему горько: изойдет он голодом, не дойти и до дому на свою землю.

И вдруг едет конь вороной, на коне детина, ест пирог с яйцами и говядиной — пирог теплый, только парок идет. Поравнялись.

— Дай пирожка закусить! — просит солдат.

— Давай три копейки, половину отломлю.

— Денег у меня нет, а солдату не грех и так дать.

А тот дернул лошадь и поехал, сам подъедает пирог вкусно.

И пошел солдат ни с чем, где грибок сломает, где корочку сдерет, сочку поскоблит руками. Так и шел и вышел на дорогу, а от сырья все нутро переворачивает.

«Экий бессовестный, не дал мне пирога!» — пенял солдат.

И так ему горько, вот упадет, не дойти и до дому на свою землю.

И видит, из-за кривуля идет старичок. Поравнялись. Поклонился солдат старику и старик солдату. И разошлись.

Доходит солдат до кривуля, лежит сумочка. Поднял сумку:

«Видно, старичок потерял!» — да с сумкой назад.

Сумку потерял! — кричит, — сумку потерял!

А уж старичка не видно нигде.

Ну, не бросать же добро, и взял себе солдат сумку.

Идет солдат дорогою, в нутре сверлит, есть хочется.

«Что-то в сумке, дай посмотрю, не хлеб ли?».

Развязал сумку — хлеба два куска лежат. Вынул хлеб, позаправился.

«Кваску бы испить!».

Пошарил в сумке — бутылка. Вынул бутылку — квас. Вот так сумка! Попил кваску всласть и весело пошел: теперь-то дойдет на свою землю.

II

Доходит солдат до усадьбы. Поставлен новый дом — большое здание, а рамы все переломаны, на крыше вороньё.

«Какое здание, и пустует!» — загляделся солдат и в толк не возьмет.

Постоял и пошел. Навстречу староста.

— Чей это дом, дедушка?

— Нашего барина дом.

— Что же в нем не живут?

— А работали мастера с барином, сам барин старался, и ни весть с чего полон дом насажали чертей, оттого и не живут.

— А что бы их оттуда проводить из дома?

— Возьмешься, барин спасибо скажет.

Попробую. И не такое гоняли!

Староста побежал к барину.

— Берется солдат вывести чертей из дому.

— Слава Богу, коли берется! Возьми его к себе и, что ему нужно, то и дай.

Вернулся староста от барина и повел к себе солдата.

Сели обедать. И до самого вечера все сидели, рассказывал староста о доме да о чертях домашних.

Надо солдату идти в дом чертей выгонять. А староста и проводить отказывается.

— У нас, — говорит, — о эту пору не то, что к дому, а и около никто не ходит. Игнашка, внучонок, взялся воронье спугнуть: подставил лестницу, а они его оттуда как шуркнут, что душа вон. Игнашка и до сей поры у чертей там.

Ну, что поделаешь! Наказал солдат старосте, чтобы как можно горячее кузнецы грели горна, а сам взял солому, ключи и для случая топор, зажег фонарик и пошел один.

И в доме там отпер дверь и поднялся по лестнице.

III

Ходит солдат по комнатам и все поахивает.

— Проклятая сила, какое здание завладела!

Вошел в самую заднюю комнату, затворил за собою плотно двери, разостлал солому, окрестился, сумочку под голову, лег и задремал.

И слышит, по дому пошел шум, стон.

Вот какой-то подбежал к дверям, кричит:

«Ребята, — кричит, — это кто-то есть».

И набежало много, скребутся.

«Ой, — запищал один, — солдатишко!»

«Не солдатишко, а солдат, Иван Силантьевич Тарасов, — прикрикнул солдат, — воевал за Россию, слышите, черти! Убирайтесь вон, пока целы!»

Отвалились от двери и в доме все затихло.

И снится солдату, как бы держит он бутылку и наливает стакан вина и только сказать «Господи благослови» и пить, хвать, а вместо стакана топор у него в руках. И идет, в котором полку он служил, генерал и с ним мать и отец его, старики.

«Ты, Тарасов, что ж это сбежал?»

Мать и отец просят:

«Ступай, Ванюшка, послужи!»

«Нет, ему не жаль вас, — говорит генерал, — эй, вздуйте их хорошенько!»

И откуда ни взялись три кривых бесенка и ну ломать и рвать стариков.

Заплакали старые и опять просят:

«Вернись!»

«Да у меня руки нет и грудь прострелена!» — отвечает солдат и глазам не верит: рука на месте и дышать легко.

А те рассмеялись и побежали прочь.

Солдат раскрыл глаза: своды у дома раздвинулись и, как паук, спускается на него тот самый детина, что пирога ему не дал, спускается пауком, путает и уж дышать стало трудно. И пало в уме солдату, сгреб он сумку, да паука и толкнул.

Паук обернулся кошкой. Он ее за хвост, да в сумку. И с сумкой бежать.

Прибежал солдат в кузницу, положил сумку на наковальню. А в горне до того горит, что страсть. Да как лопну́л, кувалда вылетела. Схватил другую.

— Аминь, — говорит, и давай шлеять: что кокнет, то аминь.

Исколотил всего черта, вышел из кузницы, вытряхнул из сумки пепелок один только.

— Ну, теперь можешь идти, кузнец, спать и я пойду.

И вернулся в дом в самую заднюю комнату и на те же три обмолотка лег и спал до утра, ничего не слышал.

__________

Наутро пришел солдат к старосте.

— Ступай-ка, дедушка, смотри-ка, в доме все изломано.

— Мы это знаем уж.

— Скажи барину, что чертей я выгнал. Обрадовался барин и сейчас же с солдатом в дом, прошли по всем комнатам, нашли костье Игнашкино, а чертей и в помине нет — все ушли.

На радостях не хочет барин отпускать солдата.

— Сколько хочешь, бери, оставайся!

А солдату домой хочется, к старикам, на родную землю.

Дал ему барин денег, запряг тройку, и поехал солдат домой на тройке. И там живет хорошо, слава Богу.